 |
| Художник В. А. Поляков |
Роман "Герой нашего времени" Лермонтова – одно из самых ярких произведений русской классической литературы XIX века.
В этой статье представлены материалы о жанре, направлении, стиле и композиции романа "Герой нашего времени": анализ жанрового своеобразия, особенностей произведения.
Смотрите: Все материалы по "Герою нашего времени"
Жанровое своеобразие романа "Герой нашего времени"
В целом жанр романа "Герой нашего времени" можно определить как психологический роман. Однако каждая из пяти повестей несет в себе признаки различных жанров.
Так, повесть "Бэла" написана в жанре путевого очерка с элементами авантюрной новеллы. В этот очерк путешествующего офицера (автора романа) включен рассказ Максима Максимыча о похищении Бэлы.
Повесть "Максим Максимыч" написана в жанре путевого очерка. Остальные три повести – "Княжна Мери", "Тамань", "Фаталист" – написаны в форме дневника. Повесть "Княжна Мери" также имеет черты "светского романа".
Читателю остаются неизвестными многие моменты биографии Печорина: жизнь в Петербурге до первой поездки на Кавказ, причины его выезда из Петербурга («страшная история дуэли», упоминаемая в «Княжне Мери»), жизнь Печорина по возвращении в Петербург до отъезда в Персию. Нарочито оставляя за рамками повествования многие элементы биографии главного героя... <...>
Жанр «Героя нашего времени» (роман в виде «цепи повестей») был подготовлен распространенными в русской прозе 30-х годов циклами повестей, которые часто приписывались особому рассказчику или сочинителю — вроде «Повестей Белкина» Пушкина и «Вечеров на хуторе...» Гоголя. Но Лермонтов качественно преобразовал этот жанр, перейдя от внешней мотивировки развития сюжета к внутренней и объединив все повести фигурой общего главного героя. Так цикл повестей превратился в психологический роман.
Жанр, направление, стиль и композиция романа "Герой нашего времени"
"Для своего времени это произведение носило безусловно новаторский характер. Новизна творческого метода Лермонтова состояла в том, что он от светского романа перешел к «цепи повестей», расположенных не хронологически, а по особому плану в особой последовательности: от внешнего ознакомления читателя с героем («Бэла», «Максим Максимыч») к раскрытию его внутреннего образа, психологии («Тамань», «Княжна Мери», «Фаталист»).Читателю остаются неизвестными многие моменты биографии Печорина: жизнь в Петербурге до первой поездки на Кавказ, причины его выезда из Петербурга («страшная история дуэли», упоминаемая в «Княжне Мери»), жизнь Печорина по возвращении в Петербург до отъезда в Персию. Нарочито оставляя за рамками повествования многие элементы биографии главного героя... <...>
Жанр «Героя нашего времени» (роман в виде «цепи повестей») был подготовлен распространенными в русской прозе 30-х годов циклами повестей, которые часто приписывались особому рассказчику или сочинителю — вроде «Повестей Белкина» Пушкина и «Вечеров на хуторе...» Гоголя. Но Лермонтов качественно преобразовал этот жанр, перейдя от внешней мотивировки развития сюжета к внутренней и объединив все повести фигурой общего главного героя. Так цикл повестей превратился в психологический роман.
«Герой нашего времени» стал новым этапом в истории русского романа, давшим сильный толчок дальнейшему его развитию (у Тургенева, Толстого, Достоевского).
Лермонтов соединил в своем «сочинении» (как значилось на обложке издания) такие характерные для 30-х годов жанры, как путевой очерк, рассказ на бивуаке, светская повесть, кавказская новелла — причем соединил в принципиально новое целое.
Основой для создания самой фигуры «героя нашего времени» в большой мере послужил «Евгений Онегин». Но существует очень важное различие между «Героем нашего времени» и «Евгением Онегиным».
Задача Лермонтова — углубленный психологический анализ «современного человека», показанного Пушкиным точно, но несколько со стороны. Отсюда самое построение романа вне хронологической последовательности и ввод «Журнала Печорина» как исповеди самого героя. Этот «ход» был только намечен Пушкиным — в письме Онегина к Татьяне.
Все это было совершенно новым в русской литературе и подготовляло будущее развитие «диалектики души» (по выражению Н.Чернышевского) в повестях и романах Л. Толстого.
«Герой нашего времени» резко отличается от прежней прозы Лермонтова, знаменует решительный отход автора от юношеского романтизма. <...> Здесь тоже, несомненно, проявляется влияние Пушкина.
Язык «Бэлы» и самый замысел повести в жанре путевого очерка, описывающего дорогу от Тифлиса до Владикавказа, явились, конечно, не без связи с появившимся в «Современнике» 1836 года «Путешествием в Арзрум»; «Фаталист» заставляет вспомнить «Выстрел» Пушкина.
Весь стиль романа построен на принципах точности и краткости, характерных для прозы Пушкина. Но в отличие от Пушкина проза Лермонтова насыщена иронией, сконцентрированной, по преимуществу, в афоризмах, и окрашена философским лиризмом (особенно в «Княжне Мери»).
Отойдя от юношеской романтической манеры, Лермонтов не отказался от основ своего художественного метода, но развил и углубил их. Его Печорин представляет собой дальнейшее развитие того образа, который был впервые намечен в «Демоне» 1829—1833 годов, а затем развернут в «Вадиме» и «Маскараде» (Арбенин).
Хотя внешне роман Лермонтова ограничен интимно-психологическими рамками, но его общественно-философский и политический смысл достаточно ясен: душевный мир и поведение Печорина раскрыты как явление эпохи, а не как индивидуальное явление. <...>
Повесть ["Бэла"] представляет собой своеобразное и гармоничное сочетание двух жанров: путевого очерка и авантюрной новеллы, благодаря чему рождается новое художественное целое. «Бэла» выступает составной частью «путевых записок» — жанра совершенно реалистического и не требующего никакой фабулы. Построение и движение сюжета оказываются естественным результатом самого процесса рассказывания, а остановки и перерывы в этом повествовании рассказчика, заполненные описаниями дороги, мотивированы жанром.
Лермонтов соединил в своем «сочинении» (как значилось на обложке издания) такие характерные для 30-х годов жанры, как путевой очерк, рассказ на бивуаке, светская повесть, кавказская новелла — причем соединил в принципиально новое целое.
Основой для создания самой фигуры «героя нашего времени» в большой мере послужил «Евгений Онегин». Но существует очень важное различие между «Героем нашего времени» и «Евгением Онегиным».
Задача Лермонтова — углубленный психологический анализ «современного человека», показанного Пушкиным точно, но несколько со стороны. Отсюда самое построение романа вне хронологической последовательности и ввод «Журнала Печорина» как исповеди самого героя. Этот «ход» был только намечен Пушкиным — в письме Онегина к Татьяне.
Все это было совершенно новым в русской литературе и подготовляло будущее развитие «диалектики души» (по выражению Н.Чернышевского) в повестях и романах Л. Толстого.
«Герой нашего времени» резко отличается от прежней прозы Лермонтова, знаменует решительный отход автора от юношеского романтизма. <...> Здесь тоже, несомненно, проявляется влияние Пушкина.
Язык «Бэлы» и самый замысел повести в жанре путевого очерка, описывающего дорогу от Тифлиса до Владикавказа, явились, конечно, не без связи с появившимся в «Современнике» 1836 года «Путешествием в Арзрум»; «Фаталист» заставляет вспомнить «Выстрел» Пушкина.
Весь стиль романа построен на принципах точности и краткости, характерных для прозы Пушкина. Но в отличие от Пушкина проза Лермонтова насыщена иронией, сконцентрированной, по преимуществу, в афоризмах, и окрашена философским лиризмом (особенно в «Княжне Мери»).
Отойдя от юношеской романтической манеры, Лермонтов не отказался от основ своего художественного метода, но развил и углубил их. Его Печорин представляет собой дальнейшее развитие того образа, который был впервые намечен в «Демоне» 1829—1833 годов, а затем развернут в «Вадиме» и «Маскараде» (Арбенин).
Хотя внешне роман Лермонтова ограничен интимно-психологическими рамками, но его общественно-философский и политический смысл достаточно ясен: душевный мир и поведение Печорина раскрыты как явление эпохи, а не как индивидуальное явление. <...>
Повесть ["Бэла"] представляет собой своеобразное и гармоничное сочетание двух жанров: путевого очерка и авантюрной новеллы, благодаря чему рождается новое художественное целое. «Бэла» выступает составной частью «путевых записок» — жанра совершенно реалистического и не требующего никакой фабулы. Построение и движение сюжета оказываются естественным результатом самого процесса рассказывания, а остановки и перерывы в этом повествовании рассказчика, заполненные описаниями дороги, мотивированы жанром.
Избранная в качестве художественной формы документальность путевого очерка придает правдоподобие всему повествованию, в том числе истории самой Бэлы — и прием этот наверняка оказывал на читателей, современников Лермонтова, сильное воздействие.
Еще одной особенностью повести, отличающей ее от прежних романтических новелл, является то, что повествование ведется от лица не автора, а героя-рассказчика. Причем этот рассказчик из условного персонажа (каким он был в ту пору обычно) вырастает в совершенно реальный образ,насыщенный конкретными чертами и явно противопоставленный главному герою романа.
Еще одной особенностью повести, отличающей ее от прежних романтических новелл, является то, что повествование ведется от лица не автора, а героя-рассказчика. Причем этот рассказчик из условного персонажа (каким он был в ту пору обычно) вырастает в совершенно реальный образ,насыщенный конкретными чертами и явно противопоставленный главному герою романа.
Заключительными строками рассказа Лермонтов подчеркивает важность для него фигуры Максима Максимыча. Более того, автор дает понять, что глубоко уважает людей, которые стали прототипами образа Максима Максимыча — русского человека, несущего нелегкую службу... который... обладает целым рядом высоких моральных качеств, среди которых выделяется не только верность долгу и дружбе, но и умение поддерживать нормальные отношения с местным населением.
Что же касается образа главного героя, то можно судить, что при его создании автор руководствовался уже не столько личным теплым эмоциональным отношением, сколько требованиями художественной правды — он рисует «современного человека, каким он его понимает и, к его и вашему несчастью, слишком часто встречал». <...>
Композиционное назначение... очерка ["Максим Максимыч"] — быть связующим звеном между «Бэлой» и дальнейшими повестями, образующими «журнал» Печорина. Кроме того, здесь содержится дополнительный материал для характеристики как Печорина, так и Максима Максимыча. Художественное своеобразие состоит в том, что Лермонтов сохраняет позицию и тон постороннего наблюдателя, который судит о характере Печорина пока «извне» — по наружным признакам и по поведению. <...>
Очерк представляет собой своеобразный эпилог к «Бэле», из которого читатель узнает о предпринятом Печориным путешествии в Персию. <...>
Что же касается образа главного героя, то можно судить, что при его создании автор руководствовался уже не столько личным теплым эмоциональным отношением, сколько требованиями художественной правды — он рисует «современного человека, каким он его понимает и, к его и вашему несчастью, слишком часто встречал». <...>
Композиционное назначение... очерка ["Максим Максимыч"] — быть связующим звеном между «Бэлой» и дальнейшими повестями, образующими «журнал» Печорина. Кроме того, здесь содержится дополнительный материал для характеристики как Печорина, так и Максима Максимыча. Художественное своеобразие состоит в том, что Лермонтов сохраняет позицию и тон постороннего наблюдателя, который судит о характере Печорина пока «извне» — по наружным признакам и по поведению. <...>
Очерк представляет собой своеобразный эпилог к «Бэле», из которого читатель узнает о предпринятом Печориным путешествии в Персию. <...>
В предисловии к «Журналу Печорина» объясняются причины, по которым автор решил опубликовать чужие записки. Главная из них — «желание пользы», исходящее из убеждения, что «история души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и полезнее истории целого народа». Этим тезисом Лермонтов вновь утверждает самый жанр своего романа, построенного на психологическом анализе. Он подчеркивает искренность Печорина и противопоставляет его записки «Исповеди» Руссо, которая предназначалась для других и, таким образом, была рассчитана на чисто внешний эффект. <...>
Повесть ["Княжна Мери"] написана в форме дневника и представляет собой именно
«журнал» в старинном смысле этого слова; только заключительная часть (дуэль с Грушницким и события после нее) возвращает нас к тому жанру, в котором создана «Тамань».
Повесть ["Княжна Мери"] написана в форме дневника и представляет собой именно
«журнал» в старинном смысле этого слова; только заключительная часть (дуэль с Грушницким и события после нее) возвращает нас к тому жанру, в котором создана «Тамань».
По своему материалу эта повесть стоит ближе всего к так называемой «светской повести» 30-х годов с ее балами, дуэлями и прочими атрибутами, но у Лермонтова всё приобретает иной смысл и характер, поскольку в основу положена совсем новая задача: развернуть картину сложной душевной жизни «современного человека». <...>
Повесть «Фаталист» играет роль двойного финала: ею не только заканчивается «Журнал Печорина», но и замыкается вся «цепь повестей», образующая роман. Автор освобождает себя от традиционной в то время обязанности сочинителя говорить в конце романа о дальнейшей судьбе героя и о его смерти, потому что об этом было сообщено раньше (в рассказе «Максим Максимыч» и в предисловии к «Журналу Печорина»).
Функция финала иная: в основу последней повести положен вопрос о «судьбе», о «предопределении», о «фатализме». И сама эта проблема, и поиск путей ее решения, вплоть до ухода в астрологию и мистику, были характерными и насущными для мировоззрения и поведения людей 30-х годов XIX века — времени реакции, последовавшей за восстанием декабристов. Но данный вопрос подготовлен и самым ходом событий внутри романа, поскольку и в «Тамани» и в «Княжне Мери» герой оказывается на краю гибели.
Повесть «Фаталист» играет роль двойного финала: ею не только заканчивается «Журнал Печорина», но и замыкается вся «цепь повестей», образующая роман. Автор освобождает себя от традиционной в то время обязанности сочинителя говорить в конце романа о дальнейшей судьбе героя и о его смерти, потому что об этом было сообщено раньше (в рассказе «Максим Максимыч» и в предисловии к «Журналу Печорина»).
Функция финала иная: в основу последней повести положен вопрос о «судьбе», о «предопределении», о «фатализме». И сама эта проблема, и поиск путей ее решения, вплоть до ухода в астрологию и мистику, были характерными и насущными для мировоззрения и поведения людей 30-х годов XIX века — времени реакции, последовавшей за восстанием декабристов. Но данный вопрос подготовлен и самым ходом событий внутри романа, поскольку и в «Тамани» и в «Княжне Мери» герой оказывается на краю гибели.
Повесть «Фаталист» выполняет роль финала тем, что завершает формирование образа главного героя, объясняет его поведение, открывая в нем такие черты, которые имеют уже не только личностно-интимный, но и мировоззренчески-общественный смысл."
("Полное собрание сочинений Лермонтова в 10 томах", том 6, 2002 г., примечания к роману "Герой нашего времени" М. И. Никитина)
("Полное собрание сочинений Лермонтова в 10 томах", том 6, 2002 г., примечания к роману "Герой нашего времени" М. И. Никитина)
Это были материалы о жанре, направлении, стиле и композиции романа "Герой нашего времени" Лермонтова: анализ жанрового своеобразия, особенностей произведения.
Смотрите: Все материалы по "Герою нашего времени"
0 Комментарии