Великий русский писатель Федор Михайлович Достоевский оставил после себя огромное литературное наследие: выдающиеся романы и повести, рассказы, статьи и т.д. Критика о произведениях Достоевского так же обширна и разнообразна.
Смотрите: Вся критика о Достоевском
Критика о романах Достоевского: отзывы современников и критиков XIX-XX вв.
Н. А. Бердяев:
"...Достоевский прежде всего психолог, раскрывавший подпольную психологию... <...> ...русскую идею видел Достоевский во “всечеловечности” русского человека, в его бесконечной шири и бесконечных возможностях. Достоевский весь состоит из противоречий, как и душа России... <...> Он — художник не той безликой бездны, в которой нет образа человека, а бездны человеческой, человеческой бездонности. В этом он величайший в мире писатель, мировой гений, каких было всего несколько в истории, величайший ум... <...>
...Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он — самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира. Достоевский — самый христианский писатель потому, что в центре у него стоит человек, человеческая любовь и откровения человеческой души. Он весь — откровение сердца бытия человеческого, сердца Иисусова..."
"...Достоевский имел определяющее значение в моей духовной жизни, еще мальчиком получил я прививку от Достоевского. Он потряс мою душу более, чем кто-либо из писателей и мыслителей. Я всегда делил людей на людей Достоевского и людей, чуждых его духу... <...> Каждый раз, когда я перечитывал Достоевского, он открывался мне все с новых и новых сторон... <...>
...Достоевский был до глубины русский человек и русский писатель. Его нельзя себе представить вне России. По нему можно разгадывать русскую душу. И сам он был загадкой русской природы. Он совмещал в себе всю противоречивость этой природы. По Достоевскому люди Запада узнают Россию..."
(Н. А. Бердяев, "Миросозерцание Достоевского" (1923 г.):
Л. И. Шестов:
"...хотя Достоевский и гениальный писатель, но это не значит, что мы должны забывать о наших насущных нуждах. Ночь имеет свои права, а день — свои... <...> То, что пишет Достоевский в последние годы своей жизни (не только “Дневник писателя”, но и “Братья Карамазовы”), имеет ценность лишь постольку, поскольку там отражается прошлое Достоевского. Нового дальнейшего шага он уже не сделал. Как был, так и остался накануне великой истины... <...> Все, что было у него рассказать, Достоевский рассказал нам в своих романах, которые и теперь, через двадцать пять лет после его смерти, притягивают к себе всех тех, кому нужно выпытывать от жизни ее тайны..."
(Л. И. Шестов, "Пророческий дар. К 25-летию смерти Ф. М. Достоевского", 1906 г.)
Д. П. Святополк-Мирский:
"Атмосфера напряжения, которое вот-вот закончится взрывом, достигается всякими мелкими приемами, знакомыми каждому читателю каждого романа Достоевского, которые легко могут быть сведены к единому принципу. С литературной точки зрения, комбинация идеологического и сенсационного элемента является самой поразительной чертой ”зрелой манеры” Достоевского... <...>
Ю. И. Айхенвальд:
"...романы Достоевского являют зрелище, которому нет равного во всей мировой литературе. Они до такой степени исполнены страдания и недуга, что как-то совестно было бы прилагать к ним чисто эстетическое мерило, хотя он и редкий мастер изобразительности... <...>
...искусно и ловко сплетает он все тонкие петли своего сложного повествования, сам нигде не запутается, ничего не забудет и уверенно сведет одно к одному, все многочисленные концы с концами; он — страстный, но он и хитрый, он себе на уме, на безумном уме... <...> Большой он художник, но причудливый... <...>
У него - не обычное течение жизни, не мирные встречи людей, а почти исключительно сцены и часто ссоры; он не боится писательских трудностей и нарочно создает такие коллизии, перед которыми у другого автора замерло бы в бессилии перо... <...> ... вы чувствуете, что это уже предел человеческой напряженности, что большего душа не могла бы уже вынести... <...> Он, при всем романтизме иных его страниц, ничего не стесняется, не боится никаких низин... <...> ...его трудно читать, как трудно жить. Он воплощает собою ночь русской литературы, полную тягостных призраков и сумбурных видений... <...>
Д. П. Святополк-Мирский:
"Атмосфера напряжения, которое вот-вот закончится взрывом, достигается всякими мелкими приемами, знакомыми каждому читателю каждого романа Достоевского, которые легко могут быть сведены к единому принципу. С литературной точки зрения, комбинация идеологического и сенсационного элемента является самой поразительной чертой ”зрелой манеры” Достоевского... <...>
Несмотря на то, что он был влиятельным публицистом и всегда считался выдающимся писателем... <... >, Достоевский при жизни не нашел настоящего признания... <...> Он был первым и величайшим симптомом духовного разложения русской души на высочайших ее уровнях, которое предшествовало окончательному распаду царской России... <...>
Литературное его влияние при жизни и в восьмидесятые годы было незначительным... <...> В чисто литературном смысле его влияние не было особенно велико и впоследствии. <...> Но влияние Достоевского в целом, как феномен, невозможно переоценить... <...> Величие его не подвергается сомнению, да и читают его не меньше... <...> Но наш организм выработал иммунитет к его ядам — мы их усвоили и исторгли. Самое типическое отношение к Достоевскому наших современников — его принимают как захватывающе-интересного автора приключенческих романов... <...> ...реальный Достоевский — пища, которую легко усваивает только глубоко больной духовный организм..."
(Д. П. Святополк-Мирский, "История русской литературы с древнейших времен до 1925 года", 1926 г.)
(Д. П. Святополк-Мирский, "История русской литературы с древнейших времен до 1925 года", 1926 г.)
Вяч. И. Иванов:
"...Достоевский кажется мне наиболее живым из всех от нас ушедших вождей и богатырей духа... <...> Тридцать лет тому назад умер Достоевский, а образы его искусства, эти живые призраки, которыми он населил нашу среду, ни на пядь не отстают от нас... <...>
Каждой судороге нашего сердца он отвечает: "знаю, и дальше, и больше знаю... <...> До него все в русской жизни, в русской мысли было просто. Он сделал сложными нашу душу, нашу веру, наше искусство <...> поставил будущему вопросы, которых до него никто не ставил, и нашептал ответы на еще не понятые вопросы..."
(Вяч. И. Иванов, "Достоевский и роман-трагедия", 1911 г.)
М. М. Бахтин:
Каждой судороге нашего сердца он отвечает: "знаю, и дальше, и больше знаю... <...> До него все в русской жизни, в русской мысли было просто. Он сделал сложными нашу душу, нашу веру, наше искусство <...> поставил будущему вопросы, которых до него никто не ставил, и нашептал ответы на еще не понятые вопросы..."
(Вяч. И. Иванов, "Достоевский и роман-трагедия", 1911 г.)
М. М. Бахтин:
"...Достоевский — творец полифонического романа. Он создал существенно новый романный жанр. Поэтому-то его творчество не укладывается ни в какие рамки... <...> В его произведениях появляется герой, голос которого построен так, как строится голос самого автора в романе обычного типа. Слово героя о себе самом и о мире так же полновесно, как обычное авторское слово <...> оно звучит как бы рядом с авторским словом и особым образом сочетается с ним и с полноценными же голосами других героев..."
(М. М. Бахтин, "Проблемы поэтики Достоевского")
Ю. И. Айхенвальд:
"...романы Достоевского являют зрелище, которому нет равного во всей мировой литературе. Они до такой степени исполнены страдания и недуга, что как-то совестно было бы прилагать к ним чисто эстетическое мерило, хотя он и редкий мастер изобразительности... <...>
...искусно и ловко сплетает он все тонкие петли своего сложного повествования, сам нигде не запутается, ничего не забудет и уверенно сведет одно к одному, все многочисленные концы с концами; он — страстный, но он и хитрый, он себе на уме, на безумном уме... <...> Большой он художник, но причудливый... <...>
У него - не обычное течение жизни, не мирные встречи людей, а почти исключительно сцены и часто ссоры; он не боится писательских трудностей и нарочно создает такие коллизии, перед которыми у другого автора замерло бы в бессилии перо... <...> ... вы чувствуете, что это уже предел человеческой напряженности, что большего душа не могла бы уже вынести... <...> Он, при всем романтизме иных его страниц, ничего не стесняется, не боится никаких низин... <...> ...его трудно читать, как трудно жить. Он воплощает собою ночь русской литературы, полную тягостных призраков и сумбурных видений... <...>
...Достоевский, помимо всего прочего, — замечательный карикатурист; он очень способен к остроумию и шутке, и порою они вспыхивают у него радостными, сверкающими искорками; он умеет быть ласковым и шутливым..."
(Ю. И. Айхенвальд, из книги "Силуэты русских писателей", 1906 - 1910 гг.)
Это была критика о романах Достоевского: отзывы современников и критиков XIX-XX вв. о произведениях писателя.
Смотрите: Вся критика о Достоевском
0 Комментарии