 |
| Сивка-бурка и Иван. Художник Т. А. Маврина |
Источник текста: книга "Ненаглядная краса. Русские волшебные сказки" в пересказе И. Карнауховой (для младшего возраста), "Костромское книжное издательство", 1961 г.
Смотрите: Все русские народные сказки
Смотрите: Все русские народные сказки
Сказка "Сивка-бурка"
Жил-был старик. У него было три сына. Два умных да хозяйственных. А младший сын — Иван-дурак — ничего не делал, на печи сидел, в потолок плевал.
Вот заболел старик, стал умирать и говорит:
— Сыны мои милые, как я умру, вы каждый в свой черёд приходите на могилу ко мне — одну ночь переспать, обо мне погоревать.
Сказал это и умер. Ну, похоронили старика.
Приходит первая ночь. Надо старшему брату ночевать на могиле. А ему и лень, и страх берёт. Он и говорит Ивану-дураку:
— Иван-дурак, поди-ка ты к отцу на могилу, поночуй за меня. Я тебе за это пряник дам.
Ну, Иван-дурак собрался, пошёл на могилу, завернулся в кафтанишко, да и лёг. В полночь вдруг могила раскрылась. Встал старик из могилы и спрашивает:
— Кто тут? Ты, старший сын?
— Нет, батюшка, я — Иван-дурак.
— Что же старший сын не пришёл?
— То ли боится, то ли ленится.
— Ну,— говорит старик,— твоё счастье.
И лёг отец снова в могилу. Тут и рассветать стало. Ну, Иван пришёл домой, получил пряник, на печь залез.
— А что, Ванька,— спрашивает старший брат,— хорошо ли на могиле ночевал? Чего-нибудь на могиле видал?
— Хорошо, — говорит, — ночевал, ничего не видал.
Ну, вторая ночь подошла. Средний брат говорит:
— Ванька, сходи за меня на могилу, я тебе пирога дам.
— Ладно,— говорит.
Слез с печи, пошёл на могилу. В полночь могила раскрылась. Отец встал.
— Кто тут? Ты ли, мой средний сын?
— Нет, я — Иван-дурак.
— А что же средний сын не пришёл?
— То ли боится, то ли ленится.
— Ну,— говорит старик,— твоё счастье.
И лёг отец снова в могилу. Тут и рассветать стало. Ну, Иван пришёл домой, получил пирог, на печь залез.
— А что, Ванька,— спрашивает средний брат,— хорошо ли ты на могиле ночевал? Чего-нибудь на могиле не видал?
— Хорошо,— говорит,— ночевал, ничего не видал.
Вот и третья ночь пришла. Надо Ване за себя идти. Братья над ним смеются:
— Сегодня, Ванька, никто тебе пирога не даст.
— Ничего,— говорит,— я и без пирога переночую.
Пришёл Ванька на могилу, спать лёг. Открылась могила, вышел старик.
— Кто тут?
— Да я же, батюшка,— Иван-дурак.
— Ну, Ванюшка, ты добрый сын! Пойдём со мной в чисто поле.
Вышли они в чисто поле. Старик крикнул по-звериному, свистнул по-змеиному. Прибежал конь богатырский. Бежит — земля дрожит, из ноздрей пламя пышет, из ушей дым валит.
Крикнул коню старик:
— Стань передо мной, как лист перед травой!
Конь перед стариком на колени пал.
Старик говорит:
— Сивка-Бурка, вещий каурка, служи сыну моему, как мне служил!
Потом старик велел Ивану в правое ухо коню влезть, в левое вылезть. Послушался Иван: влез коню в правое ухо, в левое вылез и стал таким молодцом, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
— Ну,— говорит старик,— больше ко мне на могилу не ходите. — И пропал с глаз.
Иван в левое ухо коню влез, в правое вылез, стал снова дураком. Коня отпустил, домой пришёл, на печь завалился.
— Что, Ванька,— братья спрашивают,— никого на могиле не видал, ничего на могиле не слыхал?
— Нет,— говорит,— ничего.
Вот живут-поживают. Вдруг от царя приказ.
Была у царя дочка-красавица, какой на свете не сыскать, а всё никак не могла себе жениха по сердцу найти. Вот царь и приказывает:
— Посажу я дочку в высокий дворец, у окошка решётчатого. Кто на коне до окна допрыгнет, царевну поцелует,— за тем ей и замужем быть.
Стали со всех сторон собираться молодцы на добрых конях — за царевной прыгать. Старшие братья тоже собираются, а Иван-дурачок с печи ноги спустил, да и просит:
— Дайте и мне, братцы, коня, я тоже поеду — счастья попытаю.
Братья над ним смеются:
— Сиди дома, дурак! Туда же! За соколами — курица.
Стал Иван горько плакать, горько рыдать. Вывели они ему шелудивую лошадёнку.
— Езжай, дурак! Людей смеши.
Лошадёнка на ногах шатается, на каждом шагу спотыкается. Люди над дураком смеются.
Выехал Иван в чисто поле, в широкое раздолье, свистнул молодецким посвистом:
— Сивка-Бурка, вещий каурка!
Вот Сивка бежит — земля дрожит, из очей пламя пышет, из ноздрей дым валит. Иван-дурак в одно ухо влез, в другое вылез, стал молодцом, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Поскакал во дворец. Народ на него смотрит — любуется.
Во дворце, в башне бревенчатой царевна сидит — раскрасавица! Разогнал Иван коня, прыгнул,— три бревна не допрыгнул. Народ охнул. Иван крякнул. Завернул коня в чисто поле, да как мимо братьев ехал, плёткой их протянул.
— Сивка-Бурка, вещий каурка!
Вот Сивка бежит — земля дрожит, из очей пламя пышет, из ноздрей дым валит. Иван-дурак в одно ухо влез, в другое вылез, стал молодцом, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Поскакал во дворец. Народ на него смотрит — любуется.
Во дворце, в башне бревенчатой царевна сидит — раскрасавица! Разогнал Иван коня, прыгнул,— три бревна не допрыгнул. Народ охнул. Иван крякнул. Завернул коня в чисто поле, да как мимо братьев ехал, плёткой их протянул.
Вот прискакал в чисто поле, коню в одно ухо влез, в другое вылез, стал дураком, домой пошёл, на печь завалился.
Братья приезжают, рассказывают:
— Ну, Ванька, какой богатырь был — мы такого и сроду не видывали. Только три бревна не допрыгнул. Видел народ, откуда приехал, да не видел, куда уехал.
Иван-дурак сидит на печи и спрашивает:
— Братья, а не я ли это был?
— Да ты что, дурак! Сиди на печи да утирай нос.
Вот на другой день братья стали снова собираться. А Иван-дурак говорит:
— Братья! Дайте и мне коня.
— Ну, возьми хромую кобылёнку.
Поехал Иван на хромой кобылёнке. Народ над ним смеётся, пальцем показывает. А Иван выехал в чисто поле, посвистал Сивку-Бурку, сделался молодцом, поскакал во дворец, разогнал Сивку-Бурку, прыгнул — одно бревно не допрыгнул.
Поскакал назад, братьев плёткой протянул, в чисто поле прискакал, дураком сделался. Сивку-Бурку отпустил, домой пошёл, на печь залез.
Приехали братья, стали рассказывать:
— Снова был молодец, снова прыгал, одно бревно не допрыгнул. А Иван-дурак с печи:
— Это не я ли, братцы, был?
— Да ты что, дурак! Совсем ума лишился?! Сиди на печи да утирай нос.
Ну, и на третий день стали братья собираться. А Иван с печи просит:
— Дайте, братья, и мне коня.
— Куда тебе, дурак! Сиди на печи. Ведь ни разу и до города не доехал.
Стал Иван громко плакать, горько рыдать.
— Ну, возьми одноглазого жеребёнка.
Потрусил Иван-дурак на одноглазом жеребёнке. Народ над ним смеётся, хохочет, пальцами показывает.
Свернул Иван в чисто поле. Сивку-Бурку крикнул, добрым молодцем стал, ко дворцу Поскакал, разогнал коня, в самое небо взвился, царевну поцеловал да из рук у неё узорчатый платок выхватил.
Повернул коня, поскакал назад, братьев плёткой по щекам хлестнул, в чисто поле прискакал, дураком сделался, Сивку-Бурку отпустил, домой пришёл, на печь залез.
Приехали братья, стали рассказывать:
— Снова был добрый молодец, до царевны доскакал, царевну поцеловал, шитый платочек из рук вырвал, а сам прочь повернул.
А Иван-дурак сидит за трубой, да и спрашивает:
— Братья, а это не я ли был?
— Да ты что, дурак! Последний ум потерял.
На другой день царь большой пир созвал. Всем молодцам велел на этот пир прийти. Собралось народу видимо-невидимо, а богатыря нет как нет.
Приплёлся и Иванушка на хромой кобылёнке. Стала царевна всех мёдом обносить. Каждому ковш подаст, поклонится, а сама поглядывает, не утёрся ли кто платком вышитым,— это и есть её суженый. Только суженого нет как нет.
Взглянула царевна на печку, а там Иван-дурак сидит. Кафтанишко на нём худой, а рожа вся в саже, волосы дыбом, рот до ушей. Подала ему царевна ковшик с мёдом, поклонилась.
А братья друг друга подталкивают:
— Ишь, царевна-то! Дураку мёду поднесла.
А Иван-дурак мёд выпил, узорчатым платком утёрся. Увидала это царевна, побелела вся. Взяла Ивана-дурака за руку, с печи свела, к царю подвела.
— Вот,— говорит,— батюшка, кто мой суженый.
Народ ахнул, заплакал, а царевна говорит:
— Не давши слово — крепись, а давши — держись.
Знать, у меня судьба такова.
Ну, Иван-дурак и говорит:
— За твою правду, царевна, не будешь ты дураком обижена.
Выбежал в чисто поле, выкликнул Сивку-Бурку, стал молодцом — лучше в свете нет, во дворец поехал, узорчатым платком утирается.
— Вот, царевна, кто тебе суженый.
Ну, честным пирком да за свадебку.
Братья приезжают, рассказывают:
— Ну, Ванька, какой богатырь был — мы такого и сроду не видывали. Только три бревна не допрыгнул. Видел народ, откуда приехал, да не видел, куда уехал.
Иван-дурак сидит на печи и спрашивает:
— Братья, а не я ли это был?
— Да ты что, дурак! Сиди на печи да утирай нос.
Вот на другой день братья стали снова собираться. А Иван-дурак говорит:
— Братья! Дайте и мне коня.
— Ну, возьми хромую кобылёнку.
Поехал Иван на хромой кобылёнке. Народ над ним смеётся, пальцем показывает. А Иван выехал в чисто поле, посвистал Сивку-Бурку, сделался молодцом, поскакал во дворец, разогнал Сивку-Бурку, прыгнул — одно бревно не допрыгнул.
Поскакал назад, братьев плёткой протянул, в чисто поле прискакал, дураком сделался. Сивку-Бурку отпустил, домой пошёл, на печь залез.
Приехали братья, стали рассказывать:
— Снова был молодец, снова прыгал, одно бревно не допрыгнул. А Иван-дурак с печи:
— Это не я ли, братцы, был?
— Да ты что, дурак! Совсем ума лишился?! Сиди на печи да утирай нос.
Ну, и на третий день стали братья собираться. А Иван с печи просит:
— Дайте, братья, и мне коня.
— Куда тебе, дурак! Сиди на печи. Ведь ни разу и до города не доехал.
Стал Иван громко плакать, горько рыдать.
— Ну, возьми одноглазого жеребёнка.
Потрусил Иван-дурак на одноглазом жеребёнке. Народ над ним смеётся, хохочет, пальцами показывает.
Свернул Иван в чисто поле. Сивку-Бурку крикнул, добрым молодцем стал, ко дворцу Поскакал, разогнал коня, в самое небо взвился, царевну поцеловал да из рук у неё узорчатый платок выхватил.
Повернул коня, поскакал назад, братьев плёткой по щекам хлестнул, в чисто поле прискакал, дураком сделался, Сивку-Бурку отпустил, домой пришёл, на печь залез.
Приехали братья, стали рассказывать:
— Снова был добрый молодец, до царевны доскакал, царевну поцеловал, шитый платочек из рук вырвал, а сам прочь повернул.
А Иван-дурак сидит за трубой, да и спрашивает:
— Братья, а это не я ли был?
— Да ты что, дурак! Последний ум потерял.
На другой день царь большой пир созвал. Всем молодцам велел на этот пир прийти. Собралось народу видимо-невидимо, а богатыря нет как нет.
Приплёлся и Иванушка на хромой кобылёнке. Стала царевна всех мёдом обносить. Каждому ковш подаст, поклонится, а сама поглядывает, не утёрся ли кто платком вышитым,— это и есть её суженый. Только суженого нет как нет.
Взглянула царевна на печку, а там Иван-дурак сидит. Кафтанишко на нём худой, а рожа вся в саже, волосы дыбом, рот до ушей. Подала ему царевна ковшик с мёдом, поклонилась.
А братья друг друга подталкивают:
— Ишь, царевна-то! Дураку мёду поднесла.
А Иван-дурак мёд выпил, узорчатым платком утёрся. Увидала это царевна, побелела вся. Взяла Ивана-дурака за руку, с печи свела, к царю подвела.
— Вот,— говорит,— батюшка, кто мой суженый.
Народ ахнул, заплакал, а царевна говорит:
— Не давши слово — крепись, а давши — держись.
Знать, у меня судьба такова.
Ну, Иван-дурак и говорит:
— За твою правду, царевна, не будешь ты дураком обижена.
Выбежал в чисто поле, выкликнул Сивку-Бурку, стал молодцом — лучше в свете нет, во дворец поехал, узорчатым платком утирается.
— Вот, царевна, кто тебе суженый.
Ну, честным пирком да за свадебку.
А старших братьев Иванушка на конюшню послал ходить за шелудивой лошадёнкой, за хромой кобылёнкой да за одноглазым жеребёнком. Тут-то братья узнали, что значит отцовский завет держать.
Конец сказки.
Конец сказки.
Смотрите:
0 Комментарии