Русская деревня. Художник Д.-А. Аткинсон. 1803-1804 гг.
Русская деревня.
Художник Д.-А. Аткинсон.
1803-1804 гг.
Повесть "Деревня" – это одно из наиболее острых произведений великого русского писателя Ивана Алексеевича Бунина.  Повесть была впервые опубликована в 1910 г. в журнале "Современный мир". 

В этой статье представлен анализ повести "Деревня" И. А. Бунина, мнение критиков и литераторов о главной мысли, смысле, сути, идее произведения, темах и особенностях повести.
   
Смотрите: Все материалы по повести "Деревня"








Анализ повести "Деревня" И. А. Бунина


Л. В. Крутикова:

"В «Деревне» весьма значим сам отбор жизненного материала, расположение его, сцепление отдельных сцен, эпизодов, лиц, мотивов. Показательна в этом плане смысловая соотнесенность конца первой части и начала второй. К концу первой Тихон Ильич из самоуверенного, энергичного хозяина превращается в рефлектирующего человека, недовольного собой и всем окружающим. В итоговых размышлениях героя о прожитой жизни возникает целый комплекс взаимосвязанных тем и мотивов, которые заставляют думать и о скудости прошедшей жизни (вспомнить нечего!), и о незаурядной энергии, даже талантливости Тихона... и, главное, о причинах духовной бедности, бестолково растраченной энергии, бессмысленно прожитой жизни, хозяином которой был не сам человек, а «кабаны», «кабак», «постоялый двор», поглотившие все время и силы Тихона. Наконец, воспоминания и размышления о своей жизни приводят Тихона Красова к сопоставлению бытия русских людей с жизнью других народов («Да неужели так и в других странах?»), к ощущению своей вины за судьбу Молодой, за нищенское существование семьи Серого.

Вторая часть повести, где центром становится Кузьма, сразу начинается с исповедальных итогов, с самоосмысления его судьбы. Тем самым как бы подхватывается общая нить рассуждений Тихона, и внимание читателя акцентируется на сопоставлении двух, казалось бы, различных, но в чем-то очень схожих судеб.

Более того, путь Кузьмы рассматривается как типичная судьба русского самоучки, тесно связанная с общенародной жизнью, с устоями и бытом страны. «Обдумывая свою жизнь», Кузьма «казнил себя и оправдывал». Оправдывал тем, что «родился в стране, имеющей более ста миллионов безграмотных», «рос в Черной Слободе, где еще до сих пор насмерть убивают в кулачных боях, среди великой дикости и глубочайшего невежества»... Все дальнейшее повествование построено как своеобразное расследование жизни Кузьмы, «следствие», содержащее как обвинение, так и оправдание героя.

Принцип такого двойного освещения — обвинения и оправдания — лежит в основе изображения многих персонажей «Деревни» — в том числе и таких эпизодических фигур, как Аким, Сухоносый, Иванушка, крестьянин в трактире Авдеича. Однако бунинский метод изображения людей не сводился к оценочным характеристикам. Писателю важны были не столько оценочные выводы, сколько аналитические. Художник пытался подключить читателя не к обвинению или оправданию героев, а к самостоятельному осмыслению сложных сплетений светлых и темных основ народной жизни, народных характеров.

Почти все эпизоды и лица повести свидетельствуют не только о страшной отсталости, неразвитости народа, но одновременно и о потаенных силах, доброте, жизнестойкости, выносливости, зреющем недовольстве.

Бунин пытается проследить степень зависимости отдельного человека и народа в целом как от сложившихся устоев, так и от уровня собственного самосознания, собственных жизненных запросов и устремлений.

Даже Кузьма, человек с наибольшим духовным потенциалом, оказался в сильной зависимости от окружающей среды. Плодотворное влияние Балашкина, а через него русской и даже мировой культуры (Балашкин давал читать Кузьме Толстого, Тургенева, Салтыкова, Шиллера) все время отягощалось влиянием «базара», «толпы», привычных вкусов и представлений простонародной среды. Потому и мечтал Кузьма о писательстве, чтобы «рассказать, как погибал он, с небывалой беспощадностью изобразить свою нищету...»

Вообще постоянное соотнесение, переплетение важных социально-исторических событий, философско-обобщающих рассуждений с бытовой повседневностью является одним из ведущих повествовательных принципов «Деревни». Это станет отличительной чертой и последующего творчества Бунина. Рядом со словами о конституции, депутатах, парламенте, свободе, истории в «Деревне» не случайно соседствуют избы с крохотными окошечками и грязью вокруг, криво проложенный мостик, кондуктор, одетый в шинель с оторванным хлястиком, идущий в сухую погоду в забрызганных грязью калошах. Такое настойчивое сцепление подчеркивало особую смысловую значимость бытового материала. Да и словами Кузьмы писатель акцентировал роль обыденной повседневности, привычного быта в судьбах России и народа. Высоким разглагольствованиям об особой миссии России («Русь, Русь! Куда мчишься ты?») Кузьма с ожесточением противопоставляет «страшный в своей обыденности быт», уверенность людей, что «депутат хотел реку отравить»...

Сгущение бытового материала все время нарастает в книге, достигая кульминации в третьей части. Там, где речь идет о Дурновке и ее жителях, почти целиком, господствуют бытовые сцены. И трагический финал — нелепая свадьба Дениса и Молодой — лишь усиливает ощущение трагической безвыходности существования под властью дурновского быта.

В неустроенности, страшной отсталости русского быта видел Бунин самую большую беду России. Это подтверждается и более поздними высказываниями писателя. <...>

Вровень с бытом Бунин ставит проблему человеческих стремлений, побудительных мотивов поведения людей. В результате главным в «Деревне» стало не раскрытие индивидуальных характеров и подробностей жизни героев, а выявление самой сути их жизнеотношения. И если изображение быта передает статику, неизменность русской жизни, то анализ мышления, поведения и настроений людей позволял писателю передать ее динамику.

Наряду с неподвижностью быта и косностью человеческих представлений Бунин запечатлел в «Деревне» и состояние всеобщего недовольства, ожидание народом перемен и первые, пусть неумелые, формы протеста, стремление как-то изменить свою судьбу.

Это состояние всеобщего недовольства ярче всего проявилось в революционные дни, когда «взбунтовались мужики чуть не по всему уезду», когда жгли помещичьи усадьбы по всей России. Резкие изменения в поведении людей замечает странствующий Кузьма... Правда, вся эта социальная активность людей столь же быстро угасла, как и возникла. Но оставшиеся неизменными условия существования неизбежно приведут к новым вспышкам протеста и недовольства. Статичны условия, быт, обстановка, в которой продолжают жить люди, но пришло в движение, всколыхнулось сознание людей, появились недовольные, думающие, начинающие мыслить и искать выход из тупика (Балашкин, Тихон, Кузьма).

Таким образом, в «Деревне» жизнь народа и России предстает в состоянии глубокого кризиса, суть которого — в необходимости радикальных изменений и в неподготовленности масс к гражданской активности, к разумному устроению своей судьбы. Всем строем повествования, выбором героев, конфликтов, ситуаций писатель подчеркивал, что круто меняется русская история, что отныне судьба России зависит во многом от поведения многомиллионных масс. Но близкого, легкого и конкретного разрешения противоречий Бунин не видел. Его страшила отсталость народа, неразвитость его социального и политического сознания. «Деревня» сильна не итогами и прогнозами, а постижением тех трагических противоречий, тех почти неразрешимых вековых узлов, какие образовались в России начала XX в. С великой беспощадностью Бунин свидетельствовал, какую бездну преград предстоит одолеть России и народу: не только экономических, социальных и политических, но и нравственных, психологических — в способах мышления и чувств, в нравах, верованиях, привычках и побуждениях миллионов. Тем самым писатель привлекал внимание к самым насущным проблемам времени."

(Л. В. Крутикова, статья "Иван Бунин", "История русской литературы" в 4-х томах, изд-во "Наука" (1980-1983 гг.), том 4 (1983 г.))


"Только чувствуя великую боль и даже вину, ответственность за все происходящее в стране, мучительное желание помочь народу, можно было написать такие книги, как «Деревня» и «Суходол», книги-потрясения, книги, зовущие к пробуждению гражданского и человеческого самосознания, книги гневные и скорбные одновременно, книги пророческие и предостерегающие.

«Деревня» — пожалуй, единственное произведение, которое Бунин писал торопливо, нервозно, чуть ли не исступленно. Писал даже по ночам, доходя до обмороков. События революции и реакции, загадки русской истории и национального характера будоражили мысль и чувства... Вопросы, резко, по-чаадаевски, поставленные в книге, были обращены не только к читателям, но и к самому себе. Их будет обдумывать и распутывать Бунин долгие годы, до конца дней своих.

Опубликованная в 1910 году, «Деревня» принесла автору сразу шумный, но нерадостный успех. Книгу хвалили, ругали, но глубинной сути не понимали...

Бунин пытался как можно шире, «всеохватнее» обозреть русскую жизнь. Мы узнаем, что свершается на Руси — столичной, деревенской, уездной. Злободневная современность (русско-японская война, 1905 год, конституция, земельная реформа, реакция) соотносится с прошлым — близким и далеким — временами крепостного права, Киевской Русью Владимира и Ярослава и даже временами первобытно-языческими. А судьба братьев Красовых, Тихона и Кузьмы, других жителей Дурновки (Серого, Дениса, Молодой, Иванушки) как бы подтверждается, выверяется настроением и поведением многочисленных эпизодических лиц (их в книге более ста). Обилие персонажей являло собой ту разноликую многомиллионную Русь, о судьбе которой шла речь в книге. При этом события, факты, лица были отобраны и освещены писателем так, что затронутыми оказались чуть ли не все сферы человеческого существования: будни и история, философия и политика, экономика и нравственность, религия и культура, быт и психология,
семья и хозяйство, образование и право. Органичная соотнесенность значительных событий времени, всего уклада русской жизни и вековечных проблем с историей, с поведением и умонастроением народа делало «Деревню» эпохальным произведением.

Пролог повести — своеобразная родословная братьев Красовых, прадеда которых «затравил борзыми барин Дурново»,— вводит нас в стремительный бег времени. Потомки недавних
крепостных выходят на арену истории. Тихон Красов становится хозяином дурновского имения, а Кузьма — правдоискателем и даже «сочинителем». Коренные сдвиги в судьбе России зависят ныне от поведения и самосознания всего народа. Но подготовлен ли народ к исторической самодеятельности? «Рабство отменили всего сорок пять лет назад,— что ж и взыскивать с этого народа? — думает Кузьма.— Да, но кто виноват в этом? Сам же народ!»

Мысль о неизбежном наследии рабства и об ответственности каждого человека за свою судьбу, неизбывные думы о беде и вине народной, о трагически кризисном состоянии русской жизни пронизывают всю книгу. Криком боли прорываются они в споре Балашкина и Кузьмы. <...> Спор ничем не кончается. Бунин далек от поспешных и односторонних выводов.

Тихон и Кузьма — в центре повествования. Незаурядные, сильные, во многом разные натуры. Различны их пути — хозяина-торгаша и самоучки-правдоискателя. Но судьбы их родственны и
даже типичны. Оба с великими тяготами пробивались в люди, не получив ни наследства, ни образования, ни навыков, ни семейных традиций. Но оба и надорвались. Итоги прожитой жизни плачевны у обоих. Осмысление их печального опыта становится ведущим мотивом книги. Недаром Бунин подробно изображает Красовых в переломный момент, когда пробудилось их самосознание, когда они стали способны к самоанализу, к воспоминаниям, к безжалостному подведению итогов...

Однако, издерганные, недовольные, Тихон и Кузьма часто впадают в крайности, запутываются в обвинениях и самооправданиях. Их думы, их споры, их суждения о себе, о народе, о России
нельзя целиком отождествлять с авторским взглядом на мир. Но в их ожесточенных наблюдениях есть, несомненно, достоверная, тревожащая часть правды. Авторское сознание вбирает боль и
тоску героев, но и возвышается над ними. Аналитическое, исследовательское начало всегда господствует в искусстве Бунина над проповеднически-завершенным. Он ищет истоки, причины народных бед и трагедий. Зависимость человека от быта, от окружения и от собственной души, от своих верований, устремлений — не в ней ли таится разгадка?

Быт, уклад и «основы души» — центральные, неразрывные проблемы повести. Они взаимозависимы, взаимопроникаемы, быт неотделим от психологии, душа — от быта... Социально-исторические события тоже соотносятся с повседневностью, с психологией
и мышлением народа. Не случайно рядом со словами о конституции, депутатах, парламенте, свободе, России соседствуют избы с крохотными окошечками и грязью вокруг, криво проложенный мостик, кондуктор в шинели с оторванным хлястиком, в галошах, забрызганных грязью при ясном солнечном дне, городской охотник в болотных сапогах, хотя никаких болот поблизости не было, заплеванный пол в трактире Авдеича, изъеденный молью салоп, которым дорожит Сухоносый, недостроенная кирпичная изба Серого, мальчишка, кричащий о всеобщей забастовке и торгующий старыми газетами, так как новые городовой отобрал... Еще сотни таких деталей и эпизодов, каждый из которых мог бы разрастись в рассказ или повесть. Для Бунина это все явления одного ряда. За ними встают вековое рабство, долготерпение народа.

Сам писатель придавал огромное значение образу Серого — самого нищего мужика Дурновки. В его отношении к жизни, хозяйству, людям, в трагически-анекдотическом поведении открывались
Бунину какие-то роковые черты русских людей, общенациональные противоречия. Не случайно братья Красовы постоянно возвращаются к судьбе Серого, а Кузьма даже сравнивает себя с ним... Нерасчетливость, непрестанное ожидание чего-то лучшего в жизни, детская сказочная
мечта о молочных реках и кисельных берегах отмечены в поведении других героев и даже в массовых сценах... В невоспитанности, в невыработанности русского характера и в неустроенности, страшной отсталости быта видел Бунин самую большую беду России...

«Деревня» сильна прежде всего предостерегающим словом писателя. Жизнь народа в России предстает в состоянии глубокого кризиса и всеобщего недовольства. Страна нуждается в радикальных изменениях. Но многомиллионный народ еще мало подготовлен к гражданской активности, к разумному устроению своей судьбы. С беспощадной откровенностью свидетельствовал Бунин, какую бездну преград еще предстоит одолеть русским людям, не
только экономических, бытовых, социальных и политических, но и нравственных, психологических — в характере мышления и чувств, в нравах, привычках, стремлениях и верованиях..."

(Л. В. Крутикова, комментарий к 3-ему тому издания "И. А. Бунин. Собрание сочинений в 6 томах", 1987 г.)






А. А. Саакянц:

"В своей знаменитой повести «Деревня», снискавшей ему славу писателя, — произведении, подготовленном многими предыдущими рассказами, Бунин рисует безумную русскую действительность, порождающую столь причудливую в своих контрастах русскую душу; писатель мучается вопросом: откуда в человеке два начала — добра и зла? <...> В «Деревне» Бунин дает страшную хронику бессмысленной и загубленной жизни братьев Красовых и их окружения. Виноваты, по его мнению, все, всё вместе: и вековая отсталость России, и русская непроходимая лень, привычка к дикости. <...> С видимостью бесстрастия, так сказать, сгущенно-реалистически, в чеканной, строгой речи живописует он безумную, мрачную, неизбывную российскую действительность. Страстность его повести не в рассуждениях, не в попытках что-то объяснить, а в боли, звучащей в каждом слове, боли за крестьянскую Россию, которая дошла до крайней степени падения, материального и нравственного."

(А. А. Саакянц, статья "О Бунине и его прозе" (предисловие к сборнику рассказов), "Правда", 1983 г.)


А. Т. Твардовский:

"«Деревня» перенасыщена материалом действительности, современным первой русской революции, отголосками общероссийских политических событий, толками, слухами, предположениями, полными бурных надежд и горьких разочарований тех лет. Здесь все: и пылающие вдалеке помещичьи усадьбы, и попытка мужицкого самоуправства в самой Дурновке, принадлежащей теперь Тихону Красову, правнуку крепостного, затравленного борзыми помещика Дурново; и «озорство» на дорогах, и бегство помещиков в города, и казачьи сотни, вызванные для защиты их, и конституция, и монополия на водку, и рассказы о хитроумных дипломатических маневрах министра «Вити» (Витте), и ночные страхи имущих, и беспечная, разгульная удаль неимущих, и необозримое половодье народного недовольства, медленно входящее в берега «правопорядка».

Густота и плотность жизненного материала в повести поистине необычная и для самого Бунина <...> Здесь он словно бы еще и не выбрался из сумятицы и горячки революционной поры, из ее многолюдства и разноголосицы, споров и пересудов. Кажется, что повесть написана в те самые дни и месяцы, а не четыре-пять лет спустя.

В «Деревне» немного героев с именами и прямым участием в событиях, развивающихся в ней,— гораздо больше безымянного сельского и уездного люда, мужиков, покупателей в лавке Тихона
Красова, нищих, странников, уездных торговцев, девок и баб на поденщине, ночных сторожей,— и почти все они что-то вспоминают, о чем-то рассказывают, называют множество людей, которые
в натуре не появляются на страницах повести.

Сгущение темных красок в изображении деревенской действительности иногда кажется даже переходящим в крайности, в выборочное экспонирование урoдств, жестокости, цинизма и крeтинизма...

Название повести Бунина соответствует «концепции», высказываемой наставником Кузьмы Красова, уездным чудаком и философом Балашкиным, о том, что Россия вся есть деревня, и, таким образом, безнадежно горькие судьбы дикой и нищей деревни — это судьбы России...

Глубокий пессимизм повести, безрадостные ее картины и подразумеваемые выводы сейчас представляются в значительной степени тогда уже подготовившими автора к разрыву с родиной. <...>

...Крупнейшее произведение зрелого таланта — «Деревня». Она уже основной своей музыкой выделяется из всей прозы Бунина. В противоположность различным вариациям лирико-раздумчивой, замедленной и как бы однозвучной интонации других вещей, здесь с первой строки пролога,— краткой мужицкой родословной взят строгий и жесткий ритм: «Прадеда Красовых, прозванного на дворне Цыганом, затравил борзыми барин Дурново...» И вся повесть идет в энергическом, нервном, необычном для прежнего Бунина темпе.

Бунин вошел в русскую литературу со своей музыкой прозаического письма, которую не спутаешь ни с чьей иной..."

(А. Т. Твардовский, статья "О Бунине", "И. А. Бунин. Собрание сочинений в 6 томах", том 1, 1987 г.)



Л. А. Смирнова:

"Основным для него {Бунина} было проникновение в психологические противоречия и мужика и барина. Оно складывалось постепенно, а к началу 1910 г. увенчалось целым рядом блестящих повестей и рассказов, открывающимся большим, обобщающим полотном – «Деревня».

...Именно резкий тон «Деревни» привел к острой полемике. Однако сейчас, когда читаешь повесть, глубоко волнует вовсе не эта ее особенность...

Нельзя не почувствовать глубоко полемического подтекста «Деревни» по отношению к поведению не только крестьянской массы, но и главного героя, доброго и мудрого Кузьмы Красова. Обычно между его и авторскими раздумьями не делают различия. И тогда все просто. Из высказываний Кузьмы легко будто вывести бунинскую концепцию. А в ней немалое место отведено критике этого персонажа. Создатель повести стремился к идеалу человеческого бытия, который так и не нашел его герой – Кузьма. Бунин развенчивает не вообще противоречивую натуру русского мужика, но как раз те его черты, которые мешали осуществиться мечте. В этом Бунин близок Горькому.

Кузьма – носитель дорогих Бунину нравственных качеств – страдальчески воспринимает судьбу деревни и свою горькую долю. Мрачные впечатления рождают в нем тягу к светлым душам. И Кузьма видит их... Тема печального прощания Кузьмы с былыми светлыми устремлениями к концу повести приобретает символическое звучание. Мир, окружающий Кузьму, также обретает, по воле автора, обобщающий смысл, сообщает особенную завершенность трагическим предчувствиям главного героя «Деревни»...

Серым колоритом с обилием оттенков, от грозной тьмы до холодных, «отстраненных» от человека, серебристых тонов, окрашено все повествование, где почти каждая деталь... имеет и конкретно-бытовую значимость, символический смысл. Бунину близки не только горестные наблюдения, дух поиска, скитаний и тесной сращенности с родиной Кузьмы, но его «смертельная тоска» в преддверии надвигающейся катастрофы гибели крестьянской России. И тем не менее тождества между позициями Кузьмы и писателя, повторяем, нет...

Бунин неоднократно говорит об отъединенности маленького, затхлого деревенского мирка от «большой земли»...

Смирение Кузьмы с дурновским прозябанием логически подготовлено всем течением его жизни. Любой ее период заключает мучительное для Кузьмы состояние противоречивых представлений о прошлом и настоящем – о сущем. В споре со всеми – Балашкиным, Тихоном, Молодой – находится главный герой повести, который так и не достигает ответа на важные вопросы. Он не в состоянии приблизиться к истине. А причина здесь не в человеке, а вовне его...

В страстном, но бесперспективном стремлении к познанию проходит Кузьма, как в наказание, сквозь строй людей, не владеющих даже примитивным пониманием происходящего...
Дикий крестьянский быт, разрушающийся уклад деревенского бытия, прокатившиеся волнения, действительно, привели писателя к мысли о противоречиях «русской души»... Вовсе не случайно везде оттенена поспешность, непродуманность, импульсивность поступков.

Бунин видел в душе русского человека переплетение своеволия и пассивности. Этот мотив есть в «Деревне». Однако в повести выражена куда более трагическая концепция жизни. В непреоборимо бессознательном разрыве любых, душевных – прежде всего, связей между людьми заключается суть дурновского прозябания – механического, слепого движения "по кругу". Воссозданная писателем картина отечественной жизни отнюдь не соответствовала реальному положению вещей. За это, как известно, и критиковал повесть Воровский. Но абсолютизация уродливых явлений действительности тесно переплелась с объективно актуальной мыслью автора о недопустимости, бесчеловечности сложившегося миропорядка, о необходимости пробудить сознание захваченных стихией масс. Только перспективу этого процесса писатель, усматривал в области нравственно возрождения, начисто исключая возможность социального самоопределения крестьянства.

Заключительные главы повести нередко трактуются ошибочно... Действительно, здесь узел дурновских противоречий затягивается: все, кроме, может быть, Тихона, который "отряхивает от ног прах" родной деревни, оказываются на краю гибели и не предпринимают ничего для своего спасения. Но как раз такое состояние становится исходным для вывода (который звучит в подтексте) о несправедливости происходящего. Главным выразителем подобных переживаний является Кузьма.

С течением времени Кузьма все больше ощущает свою спаянность с судьбами дурновцев, одновременно иногда с болью, иногда равнодушно понимает одиночество, свое и окружающих. Страшный в своей непонятной вымороченности мир открывается ему. Эти настроения пронизывают все эпизоды третьей части повести. Свидания и прощание с «старозаветным мужиком», Иванушкой, давно потерявшим всякое представление о реальности. Болезнь Кузьмы с ее бредом о ласке дочери Клавы и томительными ожиданиями заботы Молодой. Наконец, сложные отношения с Молодой, история ее свадьбы с Дениской. Сам по себе этот брак – символ соединения несоединимого – повергает Кузьму в новую, дотоле незнакомую «тупую тоску»... Так бесповоротно разрушается даже жалкая надежда на успокоение.

Душевная боль Кузьмы усиливается сопереживанием автора. Оно выражено во всем – в своеобразном нагнетании драматизма, в удручающих красках и символической деталировке сцен, в повторении отдельных трагически звучащих мотивов. Здесь – завершение темы страждущего народа, скорбь по поводу его неумения противостоять злу, гибели попранной красоты... глубокое сочувствие к тем, кто жаждал спасения для отверженных, пессимистический прогноз будущего. Но все пронизывает знакомое уже настроение – недоумение по поводу бессмысленности происходящего...

Повесть венчает образ страшной стихии – «непроглядная вьюга», закрывающая «смелый свет», «гул ветра». С ним, с этим безначальным и бесконечным смерчем, сливается такое же, никем не управляемое, несущееся в «буйную темную муть» движение лошадей, увозящих в никуда исплаканную, полумертвую Молодую. От финальной картины веет уже совсем иными (чем, скажем, в предшествующих наблюдениях Кузьмы) предчувствиями. Он сам теряет представление о реальности. Здесь, по всей видимости, заключена идея всеобщей обреченности. А дурновцы воспринимаются жалкими песчинками в непонятном им смертельном вихре (мысль, которая впоследствии ляжет в основу многих произведений Бунина на «нерусскую» тему)...

...В глубоких провидениях Бунина есть правда, которую мы должны знать и сегодня, когда понятие «дворянство» не имеет вообще никакого значения. Правда эта высказана резко. Автор стремился к активному воздействию на читателя. И достиг такого впечатления."

(Л. А. Смирнова, очерк "Проза 1910-х гг. О судьбах русской деревни. ИВ. Бунин и М. Горький. Заветы Л. Н. Толстого", книга "И. А. Бунин: жизнь и творчество", изд-во "Просвещение", 1991 г.)


А. А. Нинов:

"«Деревня» Бунина возникла как художественное обобщение большого национального масштаба. Бунин стремился вложить в повесть все свое знание русской деревни, ее быта, истории, человеческих типов, народного языка. Разрозненные звенья национально-исторической концепции, намечавшейся в ранних бунинских рассказах, должны были получить в «Деревне» общую связь, единство, внутреннюю последовательность.

Мимо сознания Бунина не прошли всколыхнувшие всю страну бурные дебаты по крестьянскому вопросу в двух Государственных Думах, страстная полемика в литературе и публицистике об исторической «загадке» русского мужика, давние споры о «толстовщине», с новой силой вспыхнувшие в 1908 г. в связи с 80-летним юбилеем Толстого. Вся совокупность литературно-общественных и биографических обстоятельств побуждала Бунина к новой исторической постановке вопроса о деревне и шире — о России. 

За бунинской «Деревней» стояла большая традиция русской литературы, высочайший уровень национальной художественной культуры слова, и эта родословная отчетливо проявилась в общем строе и стиле повести, ее образной концепции и языке. Первая часть повести являет собой деревню, воспринятую глазами ее нового хозяина — жадного, хищного, грязного, первобытно-некультурного. Бунин не зря протестовал против отождествления Тихона Красова с Лопахиным из «Вишневого сада», подчеркивая, что Лопахин — купец, а Красов — мужик, хотя оба героя выступают в сходной роли перекупщиков запустевшей дворянской усадьбы. Выделяясь среди односельчан своей безжалостной хваткой, расчетливостью, хозяйской удачливостью, Тихон Красов во всем прочем остается истинным сыном Дурновки, таким же темным русским мужиком, живущим той же грязной, обыденной, тоскливой жизнью, как все остальные. И в нравственном отношении он не выше и не ниже прочих односельчан. Его психология для Бунина— не исключение, а правило, то есть нечто характерное, типичное для изображаемой деревенской среды. Русская тоска Тихона, как уточнил сам Бунин, вызвана не случайными, не личными причинами. Истоки ее — в тоскливости обыденной жизни, в тяжелой власти обычаев и привычек, укоренившихся в дурновском быту. Густой подбор бытовых и хозяйственных подробностей, развернутых в повести, создает исчерпывающее представление о среде, окружающей героя. Домашний быт и хозяйство Тихона, его поездки на ярмарку, торговая лавка и скотный двор описаны Буниным с величайшей точностью, обстоятельностью, с ощущением места каждой детали, выявляющей черты глубокой отсталости всего деревенского уклада. Чрезмерную насыщенность бытового рисунка Горький считал едва ли не единственным недостатком «Деревни» среди множества ее достоинств... В страсти исследования застойного быта русской деревни Бунин порою действительно перегружал свои описания и картины. Однако в подчеркнутой «густоте», максимальной плотности бытового материала заключалась и вполне сознательная художественная цель автора. <...>  Бунин ставил своей задачей дать сжатый энциклопедический свод всего, что он мог сказать о деревне после русской литературы XIX в., и эта задача определила основные черты реализма его повести. Наиболее серьезные затруднения при создании «Деревни» Бунин, по многим свидетельствам, испытал со второй частью повести. Первоначальный план, связанный, главным образом, с фигурой Тихона Красова, оставлял слишком тесные рамки для разросшегося и усложнившегося замысла. Идея повести требовала расширения исторической экспозиции («Ах, эта самая Русь и ее история!»), и Бунин по ходу работы осуществил трудную корректировку, переменив ведущего героя. Все события второй части «Деревни» даются глазами Кузьмы Красова, родного брата Тихона. <...> 

Сравнение с симфонией здесь особенно уместно потому, что во второй части развертывается новая и контрастная тема история человека, который погнался не за богатством, а за правдой, и этот человек тоже сын Дурновки, вторая ипостась неуловимо изменчивой крестьянской души. Бунин нашел глубокий художественный контрапункт, позволивший ему подойти к поставленной проблеме с необходимой исторической объективностью и полнотой. Если в первой части повести содержание жизни Тихона Красова направляет взгляд на экономику, быт, социальные отношения в русской деревне эпохи между отменой крепостного права и революцией 1905 г., то во второй части эта же эпоха рассматривается преимущественно с точки зрения умственных и духовных исканий, совершавшихся в народной среде. Брожение мысли «внизу», в самой толще народа, веками отгороженного от просвещения и культуры, есть также элемент истории, и для такого внимательного художника, каким был Бунин, эта сторона исторического процесса представляла первостепенный интерес. Описывая историю «русского самоучки» Кузьмы Красова, первые проблески его «авторской» мысли и зарождение серьезных умственных интересов, Бунин вступал в заповедную область, которая раньше и полнее других в русской литературе была освоена Горьким. Эпизоды интеллектуального пробуждения человека из народа, его настойчивые, страстные, порой трагические попытки вырваться из темноты и невежества к свету широко и многосторонне представлены в горьковских повестях и рассказах 1890-х годов («Коновалов», «Супруги Орловы», «Озорник», «Трое» и др.). <...> «Страсть к резонерству» Кузьмы есть органическое свойство его характера, выражение преобладающей склонности натуры — найти общее философское объяснение всему сущему — и вокруг себя, и в себе самом. При темноте и безграмотности подавляющей части населения русская жизнь последней трети XIX в. формировала во множестве своих безвестных философов, уездных и деревенских, своих писателей-самоучек, среди которых встречались и даровитые, оригинально мыслящие люди. Черты духовной биографии Кузьмы Бунин собирал из многих источников. По свидетельству В. Н. Буниной, прототипом Кузьмы отчасти послужил елецкий поэт-самоучка Е. И. Назаров, о котором Бунин в молодости написал статью. Перед его глазами стояла участь и многих других, гораздо более известных русских писателей, задавленных нищетой, погубленных водкой, опустившихся до потери «лика человеческого», помышлявших, как Кузьма Красов, о сaмoубийстве, или даже наложивших па себя руки. Так, в частности, кончил жизнь Николай Успенский, судьба которого в свое время потрясла Бунина. Но Бунин отдал Кузьме Красову и некоторые обстоятельства собственной биографии. Подобно Бунину в юности, Кузьма стал было страстным приверженцем Толстого: с год не кyрил, в рот не брал водки, не ел мяса, не расставался с «Исповедью». Бунин провел Кузьму по югу России и Укрaины, по тем же местам, где сам странствовал в молодости, и, что существеннее, наделил его собственной наблюдательностью, необыкновенно острой, пронзительной, безошибочно схватывающей окружающие предметы и лица. Сказанное не означает, что Бунин себя описывал в Кузьме Красове. Писатель переносил в характер героя не узколичное, индивидуальное из своей судьбы, а то общее, что входило в духовные скитания и тяготы жизни многих русских людей конца прошлого века. Используя систему многочисленных «переносов», Бунин в обрисовке Кузьмы Красова сумел сохранить необходимую художественную объективность. Он отбрасывал все, что мешало выдержать индивидуальность данного характера-типа. Для автора «Деревни» Кузьма Красов был выходцем из Дурновки, просветившимся в меру сил и возможностей русским мужиком, яснее других сознающим весь ужас положения деревни, да и всего народа. И в его душе Бунин стремился выявить сложные сплетения, светлые и темные стороны национального характера, обусловленные обстоятельствами, временем и средой. <...> 

Он {Бунин} взглянул на Дурновку с двух противоположных, но в итоге сходящихся точек зрения — Тихона и Кузьмы Красовых, исчерпав все аналитические возможности того и другого взгляда. Конец «Деревни» сводит воедино общие итоги повести. Это Дурновка глазами Кузьмы, который возвращается назад в деревню, на круги своя. Главное здесь — уже не отдельные лица, а весь уклад, весь быт русской деревенской жизни, затягивающей человека, как мертвое колесо. Поселившись опять в Дурновке, Кузьма... становится наблюдателем и летописцем своей среды. Перед глазами «блудного сына» Дурновки, проснувшегося и прозревшего мужика, проходят, как в дурном сне, его же односельчане, живущие, как жили и сто, и двести, и тысячу лет назад. Одной из основных фигур последней части повести является Серый — самый нищий мужик во всей деревне. Серый — мечтатель и бездельник — сущий Обломов по нраву. Он все надеется, что «корабли приплывут», что подвернется ему царская удача, как Иванушке-дурачку в народной сказке. А пока что сидит сиднем у себя на лавке. Многолетний опыт, собственный и общий, хорошо знакомый нищим мужикам, задавленным податями сверх меры, подсказывает Серому, что от убыточного хозяйства все равно нет никакого проку. Его хозяйственный интерес к результатам своего труда глубоко подорван, ибо тощий надел, обложенный непосильной податью, есть проклятое наследие того же крепостного строя, от которого терпели муку и деды и прадеды Серого. <...> Бунин в «Деревне» проделал обратный путь художественного исследования — от самого богатого (Тихон Красов) до самого нищего мужика (Серый) — и доказал, что пятьдесят лет, истекшие после отмены крепостного права, мало что изменили в фактическом положении вещей. <...> Существо дела заключается в том, что нужда и страдания народа не исчезли с отменой крепостной зависимости. Сохранились условия экономически, социально и духовно скованной жизни, заведенные веками, сохранились привычки и психология, глубоко вбитые в сознание тысячелетним прошлым. С точки зрения этой двойной исторической наследственности Бунин оценивает не только пассивность Серого, но и противоположное, деятельное начало его натуры. А в редкие минуты подъема Серый выказывает необыкновенную активность. Но эта активность — минутная. Вспышками. Приступами. Пассивность — постоянная. Веками. Исследуя быт, психологию и весь уклад жизни дурновцев, Бунин не сводил дело к набору «курьезов», против чего справедливо возражал в свое время еще Салтыков-Щедрин. Автор «Деревни» рассматривал коренные и устойчивые основы существования самого многочисленного класса старой России и доказывал, что эти основы — трагичны. Все личные недостатки, изъяны, пороки, личная «вина» каждого человека в Дурновке сложно и прихотливо сплетены с общей исторической бедой, и эта тысячелетняя народная беда, национальное горе-злочастие больше всего бередили восприимчивую и страстную душу Бунина-художника."

(А. А. Нинов, статья "Бунин и Горький", серия "Литературное наследство", том 84 "Иван Бунин (книга вторая), изд-во "Наука", Москва, 1973 г.)


Э. В. Померанцева:

"Особенно значительно обращение к фольклору в повестях «Деревня» и «Суходол». <...>

Тема «Деревни» — тема России, недаром слова одного из ее героев, сказанные о России: «Да она вся — деревня», подчеркнуты писателем и являются как бы ключом ко всей повести. <...> Пафос «Деревни» боль, мучительная боль за народ, за страну. Этим определяется вся система образов повести, ее сюжет, отдельные эпизоды и детали, пейзаж. Этим определяется и отбор фольклорных текстов, введенных в повесть, удельный вес их в ней. Функция фольклора целиком подчинена здесь задаче изображения России, ее народа и его судьбы, и потому именно в этом произведении, «резко рисовавшем русскую душу» глубокое проникновение Бунина в народное творчество проявилось с особой силой. Каждый из героев повести связан со своей фольклорной линией. При помощи фольклора рисуется образ Молодой, воссоздается история ее изломанной жизни. Ее внутренняя драма раскрывается плачем на похоронах Родьки: «Молодая голосила, провожая гроб, так искренно, что была даже неприлична». Подчеркивая внутренний смысл этой сцены, Бунин прибавляет: «Ведь эта голосьба должна быть не выражением чувств, а исполнением обряда». В сцене же свадьбы Молодой Бунин не побоялся погрешить против этнографической правды ради того, чтобы раскрыть правду образа, ситуации: он описывает обряд, которым провожают в новую семью девушку, а не вдову. Правда, Бунин мог позволить себе эту неточность, ибо в начале XX в. канон свадебной игры в средней полосе России уже заметно разлагался, отдельные части ее путались, не всегда принималось во внимание семейное положение жениха и невесты, и одни и те же песни пелись вдовым и холостым и т. д. Обряд для невесты-девушки, торжественный, в отдельных моментах похожий на похоронный, когда в поэтических причетах и грустных песнях предчувствуется трагедия ее будущей судьбы, нужен был Бунину, чтобы подчеркнуть трагическую участь его героини. Бунин дает весь обряд остраненно — через восприятие Кузьмы: он действительно подобен похоронному обряду. Даже веселая величальная песня «У голубя, у Сизова золотая голова», полная любования молодой женой, звучит зловеще, кажется завершающим аккордом происходящей драмы, потому что поет ее пьяная баба... Средствами фольклора во многом раскрывается и Кузьма, бессильный выбраться из заколдованного круга дурновского быта. В своих творческих попытках он невольно подделывается под базарный вкус... Эти беспомощные стихи близки к поздним историческим песням, тексты которых свидетельствуют о разложении жанра, о падении в начале XX в. эстетического уровня народного устного творчества... <...>

При помощи фольклора раскрывается и центральный образ повести образ Тихона Ильича, богатея из мужиков, дурновца, «наизнанку истаскавшего» свою жизнь. Не случайно он дважды, как бы оправдываясь перед кем-то, вспоминает строчку из песни, возникшей на рубеже XX в.: «Поживи-ка у деревни, похлебай-ка серых щей, поноси худых лаптей!». Вряд ли Бунин обращался в данном случае к книге (недаром он приводит одну и ту же строчку в двух вариантах),— песня эта была широко распространена в начале века. Основной сюжет во всех ее многочисленных вариантах единый — деревенская жизнь осуждается, но попытка жизни в городе кончается неудачей... Тоскуя о ребенке, Тихон Ильич слушает старинную колыбельную песню, которую поет над кухаркиным ребенком его бездетная жена, читает на кладбище наивную надпись на детской могилке. Смятенье Тихона Ильича, вызванное не столько неудачной личной жизнью, сколько политической ситуацией, раскрывается в духовном стихе о Страшном суде, который поют странники,— «выходило что-то не в меру громкое, грубо-стройное, древнецерковное, властное и грозящее» (духовные стихи Бунин мог слышать от слепцов, промышлявших их исполнением в центральной России, мог знать их и по книгам). Не узнавший настоящей любви, тоскующий по ней, Тихон вспоминает любовную песню: «Пришел мой скучный вечер», причем Бунин очень точно указывает среду бытования подобных, романсного типа песен — ее поют девки-кружевницы: «Сидят, плетут и, не поднимая ресниц, звонкими грудным голосами выводят: "Целует, обнимает, / Прощается со мной..."». Находясь во внутреннем разладе со всем своим домом, Тихон подслушивает сатирическую сказку о похоронах собаки, которую, «изображая то попа, то мужика», рассказывает Оська. Сказку эту Бунин, очевидно, услышал в живом бытовании... наличие же этого сюжета в репертуаре современных сказочников свидетельствует о его широкой распространенности и в XIX — начале XX в. Показательно, что Бунин использовал именно сказку о том, что все можно купить за деньги,— сказку, клеймящую цинизм всех действующих лиц вплоть до попа и архиерея. Слова кухарки, сравнивающей героя сказки, разбогатевшего мужика, со своим хозяином, подчеркивают значение этого фольклорного образа в раскрытии идейного содержания повести. Повесть «Деревня» — повесть о безвременье, о беспросветной жизни, повесть о людях, жизнь которых сложилась трагически неудачно. Этим определяется насыщенность ее фольклором, отражающим не светлые, оптимистические начала народной философии, а страшные, темные ее стороны,— таковы воспоминания Кузьмы об опахивании деревни во время моровой язвы, такова сиротская песня, которую поют девки на свадьбе Молодой, зловещие прорицания стиха о Страшном суде, «буйно-тоскливые» песни рекрутов «с воплями и не в лад орущими гармоньями». В огне пожарищ барских усадеб гуляют мужики, лихо раздаются прибаутки, звенят пьяные песни — народ «надеется». И предельно пессимистично звучат слова: «На что? — Известно на что... На домового!». <...>

Значение фольклора для этой повести трудно переоценить. Путем обращения к народному творчеству писатель поэтизирует душу народа и, рисуя самые страшные картины его жизни, необычайно целомудренно раскрывает в поэтическом народном слове его высокие сокровенные мысли и чувства. Именно это позволяет ощутить за беспощадными изображениями деревенской жизни не только ненависть, но прежде всего — глубокую любовь к родной стране и страх за нее, не только отвращение к дикости, но и щемящую жалость, боль, ощущение необходимости разбудить то сонное царство, в котором спит народ-богатырь. <...> «Мужественно» и «героически» написать о деревне помог Бунину фольклор, помогло глубокое проникновение в русское и украинское народное творчество."

(Э. В. Померанцева, статья "Фольклор в прозе Бунина", серия "Литературное наследство" том 84 "Иван Бунин" (книга вторая), изд-во "НАУКА", Москва, 1973 г.)


В. Ф. Ходасевич:

"Еще взволнованный событиями 1905 года, Бунин в «Деревне» явственно ставил себе задачу – представить не самые эти события, но ту мужицкую стихию, которая ими была в особенности всколыхнута. <...>

...«Деревня», оказывается, выдерживает испытание временем лучше, чем можно было предположить. Теперь, когда временем притупило ее публицистическое острие, ясней проступает литературное мастерство, в ней заключенное. В особенности поучительно в ней то внутреннее равновесие, то планомерное и последовательное распределение материала, с которым Бунин сумел сделать занимательной повесть с очень слабо намеченной фабулой (что входило в его намерения) и с одинаковой силой представить очень большое число персонажей, из которых только один слегка выдвинут на первый план."

(В. Ф. Ходасевич, статья об издании " Собрание сочинений И. А. Бунина", 1934 г.)



Л. А. Смирнова: 

"Повествование о братьях Красовых, Тихоне и Кузьме, приводит в «Деревне» к мрачной картине российской жизни. Деревня в повести нищая, голая, грязная. <...> Кузьма наблюдает уродливые бытовые условия (темные избы, со слепыми окнами, под навозной крышей), страшные болезни крестьян, воровство с железной дороги щитов, которыми «вся деревня топится», узнает, что люди от холода «зимой в навозе спасаются».

Еще более пугают Кузьму животные нравы деревни, невежество, жестокость, леность ее обитателей. Лишены разумного поведения Серый, его сын Дениска, Родька, Меньшов, мужик, избивaющий мать, десятки других...

Впечатление Тихона и Кузьмы однородны, но реакция братьев различна. Тихон брезгливо осуждает крестьян, Кузьма стремится понять смысл их существования и приходит к тяжкой — для себя — мысли о полном отчуждении людей друг от друга. Причины такой разобщенности он, однако, толкует двойственно. <...> 

Негодует Кузьма на социальные порядки России. С не меньшим возмущением смотрит он и на дикие отношения Дениски с его отцом, озлобление Акима, бессмысленную распрю деревень Дурновки и Мыса. <...> 

Вряд ли тем не менее можно считать (что иногда делается) вывод Кузьмы главным, конечным. Автор высказывает свой взгляд на происходящее. Отождествления позиций писателя и его героев в повести не существует.

Тихон и Кузьма — трагические фигуры, осознавшие это сами. Поиск истоков такого состояния приводит их к исступленному анализу деревенской действительности. Та же страсть владеет и автором. Наблюдение ведется братьями Красовыми, а писатель истолковывает их опыт как часть общего, массового. Многое в оценках персонажей, особенно Кузьмы, и их создателя совпадает. Но многое постигается Буниным на качественно иной высоте. В «Деревне» отточилось мастерство (в какой-то мере присущее некоторым ранним рассказам), позволяющее вне авторских прямых суждений переосмыслить воззрения героя, внести полемический подтекст в будто бы строго объективированное повествование.

Противоположение правдоискателя Кузьмы лавочнику Тихону в основе сюжетного развития повести. Тихон захотел и стал «цепным кобелем» у собственного богатеющего хозяйства. Кузьма неустанно ищет душевных связей с людьми, все решительнее не приемлет мораль брата. Ожесточение, озлобление Тихона вызывают отвращение Кузьмы. Та же реакция определяет авторские ремарки: «сдвинутые брови», «стиснутые кулаки», «сумасшедшие глаза», «бешеные глаза», «косивший рот, хищно чеканивший слова» — у Тихона. В противовес «измученному, худому лицу, скорбным глазам» Кузьмы. <...>

Бунин создал страшную картину бессознательной жизни. Именно такое состояние крестьян вызвало остроболезненную реакцию писателя. Но оно объяснялось не тайнами психологии, а объективным характером российской действительности и рождало глубокое сочувствие автора к обездоленному, несчастному народу. <...>

...Бунин вовсе не отказывал всему крестьянству в личных достоинствах. Что же он порицал? Безрассудное подчинение стихии разобщения, разложения деревенского мира. Уже в эмиграции писатель сказал о повести: «... она на редкость сильна, жестока, своеобразна»."

(Л. А. Смирнова, статья "И. А. Бунин", книга "Русская литература конца XIX – начала ХХ века", изд-во "Просвещение", 1993 г.)



Это был анализ повести "Деревня" И. А. Бунина, мнение критиков и литераторов о сути, смысле, идее, главной мысли, темах, проблемах, особенностях произведения.
   

Смотрите: Все материалы по повести "Деревня"